Обычно Алешка Соколов на все летние каникулы уезжал в Сестрорецк к бабушке на дачу. Весь учебный год он не мог дождаться поездки на Финский залив, вспоминая, как здорово бегать
по теплой песчаной отмели или строить крепости и замки из мокрого песка, или рисовать берег, усыпанный валунами всех форм и размеров, играть с друзьями в прятки или в войну. Кто бы мог подумать, что игра однажды станет реальностью, ворвется в их жизнь прóводами на фронт отцов, заплаканными лицами матерей, надрывными звуками сирены, предупреждающей о налетах немецких бомбардировщиков, счетом метронома, сжатыми сводками Информбюро?

В конце мая 1941-го родители отвезли десятилетнего Алешку в Сестрорецк, но после объявления войны сразу забрали вместе с бабушкой домой на Охту. Их маленький деревянный дом с белыми ставнями располагался рядом с набережной, где когда-то стояла шведская крепость Ниеншанс, превращенная усилиями царя Петра Первого в «самый красивый город на Земле», в этом Алешка был уверен. Из окна комнаты мальчика были видны купола Смольного собора, Алешка часто
его рисовал. Собор был красив в любую погоду, но юному художнику больше всего нравились купола в обрамлении летящего крупного снега. «Как–будто невеста под фатой», — сказала однажды бабушка, любуясь на рисунок.

В конце августа Алешка с мамой выбрались из дома пораньше. Шли пешком через всю Охту, перешли сверкающую Неву и вышли к Пескам. Солнце било в глаза так, что приходилось жмуриться. Мама спешила в магазин отоварить продуктовые карточки: с едой в Ленинграде с каждым днем становилось все хуже. По дороге Алешка разглядывал прохожих: вот идет пожилой мужчина в солдатской форме, с бородкой клинышком, похожий на ученого. Видно, что форму он надел недавно и ему неловко в новой одежде. Куда-то торопится молодая женщина со скорбными, не по возрасту, складками вокруг губ. Может, спешит проводить мужа на фронт
или сама собирается записаться в ополчение? Старушка в панамке катит коляску, смешно причмокивая губами младенцу в пышном чепчике. Стайка юных девушек пролетела мимо, громко переговариваясь. Туфельки на каблучках, белые носочки, ситцевые легкие платья ‒ словно и нет войны. Старательно чеканя шаг, идет группа добровольцев. Самый маленький, рыжий, неуклюжий, идущий в конце, все время сбивается. Бредут, держась за руки как дети, старички с кошелками в руках. В одной лежит бутыль с молоком. «Молоко! В магазинах его давно нет, наверное,
они купили его на рынке или выменяли на что-нибудь», — думает Алеша, вспоминая, что мама недавно тоже ездила на рынок менять любимую бабушкину скатерть на что-нибудь».
«Чем-нибудь» оказался тощий петух, из которого сварили потрясающе вкусный бульон.

Вот и магазин. Очередь о казалась длинной. Алешка потихоньку пошел вдоль нее, вглядываясь
в людей; он любил рассматривать их, а потом рисовать понравившиеся лица.

— Алеша! Здравствуй! – вдруг окликнул его знакомый голос в начале очереди.
Мамина подруга тётя Вера стояла вместе с дочкой Варей, Алешиной ровесницей.
— Ты что, один?
— Здравствуйте, тётя Вера! Привет, Варя! ‒ обрадовался мальчик. — Я здесь с мамой, мы в самом конце стоим.
Варя, белобрысая девчонка с двумя косичками–баранками, улыбнулась, наморщив курносый нос.
— Переходите ко мне, ‒ прошептала женщина, наклоняясь к Алешкиному уху. – Вам часа два стоять на жаре, не меньше. Если немцы прилетят, вообще не успеете отовариться.
— Нет, спасибо, мы как все, ‒ Алешка покраснел от волнения: отказывать взрослому человеку было
неудобно, но лезть без очереди ‒ еще хуже.
— Ну, смотри, дело твое, ‒ тетя Вера пожала плечами.

«Все-таки успели», - радовалась мама, покидая магазин с набитой пшеном авоськой. И тут завыла сирена. Пришлось бежать в ближайшее бомбоубежище. В огромный пыльный подвал в соседнем
с магазином доме набилось множество людей, оказались там и Варя с мамой.

— Я очень боюсь, когда бомбят, — пожаловалась девочка Алеше. – Уже столько домов разбомбили!
Я некоторые видела: стены рухнули, целые комнаты в воздухе повисли. В одной даже детская кроватка была с погремушками. Ужас!
— Бояться нельзя, — ответил он. — Фашисты только и ждут, чтобы мы струсили. А мы не трусы!
— Хорошо тебе говорить, ты мальчик, — Варя вздохнула и посмотрела на Алешку с восхищением.
— Чего там! — чтобы скрыть смущение, он оглянулся.
Молодая мать озабоченно разворачивала кулек с младенцем, собиралась его кормить, кто-то сидел молча, кто-то разговаривал с соседом. Мама беседовала с тетей Верой. Несколько раз прозвучало слово «эвакуация». Алеша прислушался к разговору.
— Детей эвакуируют отдельно, я записала Варю на двадцать шестое августа. Поезд уходит с Московского вокзала на Ярославль рано утром, еще есть места, — говорила тетя Вера. Алешкина мама сосредоточенно её слушала.

С улицы донесся глухой удар, стены убежища содрогнулись, раздался детский плач. Мальчик заметил в углу жавшихся друг к дружке детей, судя по всему, брата и сестру лет пяти.
Почему-то они были без взрослых. Алешка достал из кармана чёрный карандаш, с которым
не расставался, нарисовал себе смешные загнутые колечками усы и встал на четвереньки
перед плачущими малышами.

— Мяу, я котик, который ничего не боится, ‒ пропищал он.
Брат с сестрой, забыв про бомбежку, уставились на мальчика. Варя расхохоталась первой, вслед
за ней засмеялись дети. Алешке пришлось развлекать малышню всякими глупостями до окончания налета, но зато они больше не плакали...

Читайте продолжение рассказа в сборнике «Факел над городом»